Основные положения и базовые понятия когнитивно-смысловой теории аддикций

УДК:616.89-008.441.13:615.851:159.9.019.4

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ И БАЗОВЫЕ ПОНЯТИЯ КОГНИТИВНО-СМЫСЛОВОЙ ТЕОРИИ АДДИКЦИЙ

Гребенюк А.А.

Аннотация: Когнитивно-смысловая теория аддикций сформировалась в результате критичного осмысления многолетнего опыта терапевтической работы с аддиктами (прежде всего химическими), а также изучения практик самоограничения и поиска новых моделей обращения с алкоголем и наркотиками у индивидов с многолетним опытом потребления психоактивных веществ.

Со второй половины XX столетия в мировой наркологической практике стали выделять как стержневой признак зависимости от алкоголя и наркотиков такой симптом, как крейвинг (патологическое желание), что способствовало его последующей мифологизации. В процессе которой данный симптом утратил свою собственную историю, став формой, транслирующей смысл, заставляющей воспринимать его как состояние, способное подчинить себе личность – то есть, превратился в миф одержимости крейвингом.

Погружение объекта влечения в семантическое поле мифа способствует его превращению в аддиктивный агент. Возникающая смысловая диспозиция конституируется как «крейвинг-черта» личности, которая, задавая «зону» повышенной перцептивной активности в отношении аддиктивного агента и ассоциированных с ними раздражителей, оказывает влияние на любую актуальную деятельность, побуждая субъекта активно выискивать социальные ситуации, способствующие её актуализации.

Представленная когнитивно-смысловая теория зависимого поведения позволила предложить когнитивно-смысловую антикрейвинговую терапию (КСАкТ) – методику психотерапии, целью которой является освобождение личности от власти мифа одержимости крейвингом, ослабление крейвинг-черты личности, изменение стиля мышления в направлении формирования и поддержания личностной ценности эффективного самоуправления желаниями, связанными с аддиктивным агентом.

Ключевые слова: крейвинг, смысл, миф, лингвистическая психотерапия, когнитивно-поведенческая психотерапия, КСАкТ

THE FUNDAMENTALS AND BASIC CONCEPTS OF COGNITIVE-SENSE ADDICTION THEORY

Grebenyuk A.A.

Annotation: Cognitive-sense addiction theory was formed as a result of critical thinking long-term experience of therapeutic work with addicts (primarily chemical) as well as study the practices of self-restraint and searching of new alcohol and drug abuse coping models from individuals with long experience of psychoactive substances.

Placing the craving (abnormal desire) as a core symptom of alcohol and drugs abuse in world narcological practice since the second half of the XX century, contributes to its subsequent mythologizing. In the process where this symptom has lost its own history by becoming form, broadcasting meaning, forcing perceive it as a condition that can subdue a person – that is, turned into a craving obsession myth.

Immersion drive object in the semantic field of the myth contributes to its transformation into the addictive agent. The resulting notional disposition is constituted as "craving-line" of personality that sets enhanced perceptual activity "zone" against the addictive agent and associated stimulus, which affects any relevant activity, prompting the subject to actively seek out social situations conducive to its actualization.

Presented cognitive semantic (sense) theory of dependent behavior allowed to offer cognitive-sense anti-craving therapy (СSAсT) – a technique of psychotherapy, the aim of which is to liberate the individual from the power of craving obsession myth, weakening craving-personality traits, changing the style of thinking towards the formation and maintenance of personal value of effective government desires associated with addictive agent.

Keywords: craving, meaning, myth, linguistic psychotherapy, cognitive-behavioral therapy, CSAcT

Практически во всех психологических теориях (как классических, так и развивающихся в последнее время) делаются попытки объяснения причин формирования аддиктивного поведения, при этом предлагаемые способы избавления от зависимости на практике часто оказывается менее эффективным, чем ожидалось в теории [1, 2].

В настоящее время представление о проблемных аспектах, связанных с аддиктивным поведением укладывается в следующую схему: профилактика аддикций проводится под лозунгом охраны здоровья и предупреждения опасности формирования состояний стойкой привязанности к объектам или определенной деятельности, из опасений, что это может привести к утрате способности самостоятельно её прекратить.

Этот посыл усиливается разъяснениями наркологов о том, что при химических аддикциях психическая зависимость неотвратимо сменяется физической, а потому развивающуюся по восходящей линии болезнь, можно замедлить, только начав лечение. В свою очередь психиатры указывают на обязательное возникновение при нехимических аддикциях имманентных им психических и соматических расстройств и также требуют как можно более раннего выявления и лечения данных состояний. Врачам вторят психологи, тестирующие несовершеннолетних на склонность к употреблению наркотиков, стремление к необычным переживаниям, поиску новых ощущений, рискованному поведению и так далее, и социологи, описывающие роль семьи и группы сверстников в качестве агентов социализации, стимулирующих или предотвращающих обращение к аддиктивным агентам. При этом в своей заботе о пациентах данные специалисты упускают из виду тех аддиктов, которые не попали в поле зрения медицины. Их число никто не изучал. Исключение составляют только больные алкоголизмом и наркоманией которых, согласно расчётам правоохранительных органов, в 7 раз выше, чем обозначается в официальной медицинской статистике. Из чего следует, что внешний контроль распространения аддикций допускает значительное «серое поле», а характер развития состояния зависимости у индивида, хотя и имеет определённую динамику, не носит характер лавины.

Случаи самоизлечения аддиктивных расстройств также, как и факторы смены аддиктивного агента, психиатрией и смежными с ней науками не изучаются, в том числе и в отношении зависимости от алкоголя и наркотиков [3]. При этом очевидным является, что именно данное «серое поле» хранит в себе многие секреты радикального изменения отношения к аддиктивным агентам и эффективным способам управления аддиктивными желаниями. Подтверждением этому служит то, что порядка 75-90% зависимых от алкоголя самостоятельно отказываются от его употребления, без всякой медицинской или иной помощи [4, 5, 6]. В этой связи актуальной остаётся разработка теоретической модели зависимого поведения, которая могла бы максимально удовлетворять потребностям медико-психологической практики.

Предлагаемая нами когнитивно-смысловая теория аддикций сформировалась в результате критичного осмысления многолетнего опыта психокоррекционной психотерапевтической работы с аддиктами (прежде всего химическими), а также изучения практик самоограничения и поиска новых моделей обращения с алкоголем и наркотиками у индивидов с многолетним опытом потребления данных веществ, передозировок, безуспешного лечения и т.п.

Изучение аддиктологического анамнеза разных категория пациентов показывает разнообразные построения отношений с аддиктивным агентом: некоторые из них, несмотря на сохраняющееся аддиктивное желание однажды приняв для себя решение, полностью отказались от его удовлетворения. Другие исключали для себя возможность контакта с аддиктивным агентом на определённый срок, после которого начинали удовлетворять свое аддиктивное желание до тех пор, пока оно не угасало на фоне психофизического ухудшения общего состояния. Третьи, выдержав определённый срок полного воздержания от аддиктивного агента, создавали для себя условия, при которых возможность и интенсивность контакта с ним ограничивались объективными условиями. Четвёртые – умело эксплуатировали аддиктивное желание, направляя его энергию на другие виды деятельности и так далее.

За этими и другими поведенческими стратегиями всегда проступало два абсолютно разных типа отношения к аддиктивному желанию: в первом случае, субъект расценивал его как патологический призыв к началу аддиктивного поведения, а потому всегда вырабатывал различные приёмы, помогающие ему этим желанием управлять. Во втором случае, личность принимала аддиктивное желание как приказ и максимум, что могла себе позволить сделать, это отложить его исполнение на некоторое время, если наличные объективные условия расценивались ею, как угрожающие собственной безопасности.

Такое различное восприятие аддиктивного желания определяло специфику отношения пациентов к медицинской и психологической помощи [7]. Первая категория пациентов проявляла прагматичный интерес к методам фармакологического лечения и психотерапии, и достаточно адекватно оценивала их реальные возможности. Те же кто, наоборот, признавал над собой власть аддиктивного желания, были ориентированы на спекулятивные методы терапии, требующие признания бессилия перед ним, а потому обещающие исцеление без усилий с их стороны или путем обретения веры в Высшую Силу. Эти пациенты охотно принимали статус «закодированного», «подшитого», «члена общества выздоравливающих больных» и тому подобный. Этот свой статус данная категория людей не только не скрывала, но и нередко активно позиционировала, если он давал им дополнительные социальные бонусы и внимание. В свою очередь, если этих «бонусов» вдруг становилось недостаточно, личность вновь признавала над собой власть аддиктивного желания и погружалась в аддиктивное поведение. Такое отношение пациентов обессмысливало познание ими своего заболевания, не позволяло сформировать им для себя ценность самоуправления аддиктивным желание и делало для них привлекательными различного рода спекулятивные методы «лечения», построенные на парамедицинских и околорелигиозных ритуалах. Отказ от аддиктивного поведения для таких людей не был результатом самостоятельного, осознанного изменения отношения к аддиктивному агенту, а потому они проживали его в форме представления перед окружающими того, как они стали «правильно» жить после того как чудесным образом были освобождена от власти аддиктивного желания. Чаще всего такого рода «представление» спустя определенное время заканчивалось, и они вновь возвращались к аддиктивному поведению, а позже – начинали искать новый избавляющий от аддиктивного желания парамедицинский ритуал.

Затруднение смыслообразования направленного на формирование ценности самоуправления аддиктивными желаниями стала рассматриваться нами как требующая своего дополнительного изучения, с последующей разработкой специальной когнитивно-смысловой психотерапии, направленной на ее изменение.

Как известно, любой ритуал / обряд является, прежде всего, способом специфического общения с запороговыми существами [8]. В парамедицинских ритуалах, используемых для «лечения» аддиктов таким «запороговым существом» выступает тяга (выраженное желание, сильная потребность) к аддиктивному агенту, которую пытаются подавить, блокировать, изгнать, либо подчинить и заставить себе служить. Для этого используются два типа ритуалов.

Первый тип представлен в методах «лечения», основанных на наукообразном шарлатанстве («кодирование», «Торпедо», «Эспераль», «Блок» и т.п.). В их основе лежит использование «неведения людей» и их «веры», для поддержания страха, который заставляет людей воздерживаться от контакта с аддиктивным агентом. Они действуют не в теле больного, а в терапевтическом сообществе, которое функционирует наподобие религиозной секты, индоктринирующей верования, необходимые для контроля, через организованный социальный ритуал. Контроль этот имеет обманчиво-добровольный характер, так как основан на иллюзии контрактных отношений. Его механизм состоит в профессионально организованном воздействии на тело пациента, а также его семью, финансы и образ жизни. Главным, самым парадоксальным и одновременно самым типическим в этом манипулятивном механизме является угроза смерти, которую через посредничество врача-профессионала применяет к самому себе пациент [9].

Общение с данной категорией пациентов позволило нам прийти к выводу, что потребность в такого рода помощи возникала у них в ситуациях, когда микроокружение больных начинало рассматривать их аддиктивное поведение, как кризисную ситуацию и под угрозой оказывалось единство данной микрогруппы (семьи, коллектива), ее нормальное функционирование. Таким образом, пациент, обратившийся за помощью как «индивидуальный субъект» являлся лишь абстракцией, некоторой условностью, за которой всегда стояла потребность в психотерапии посредством совершения ритуала у «группового субъекта». С помощью этого семиотического средства культуры достигалось чувство сопереживания, солидарности и частичного облегчения, связанного с кризисом отношений, то есть психологического комфорта социального бытия («эйфории» в терминах Дюркгейма). Выбираемый «групповым субъектом» для этих целей ритуал всегда основывался на негативном культе с его запретами и предписаниями. Культе, который должен был подготовить проблемного индивида к новым аспектам социальной жизни, воспитывая в нём необходимые качества, без которых невозможна его жизнь в микрогруппе. Главные из них – самоконтроль поведения, связанного с аддиктивным агентом, самоотречение от него, безусловное подчинение требованиям коллектива прекратить его употребление. Лишь после этого человек готов к восприятию позитивного культа, открывающего дорогу к ценностям бытия более высокого порядка [10].

Второй тип ритуалов представлен принятием субъекта в члены культовой группы «зависимых в ремиссии», с целью его исцеления. При этом аддиктивное желание, являющееся причиной болезни, в ходе совершения псевдорелигиозных обрядов не изгоняется, а обращается в союзника. Благодаря этому субъект обретает большую свободу и престиж, и даже может со временем сам стать лидером культа.

По нашему мнению, инсценировка обоих рассмотренных типов ритуалов (обрядов) направленных на борьбу с «запороговым существом» – аддиктивным желанием, обоснована латентным идеологическим уровнем дискурса (мифом по Р. Барту), который мы назвали мифом одержимости крейвингом (от англ. craving – тяга, сильное желание).

Известно, что под одержимостью понимается полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию [11]. Ритуальная (не как психиатрический диагноз) одержимость, как правило, обнаруживается в обществах, где большее значение придается послушанию и уступчивости, и где присутствует меньшая дифференциация людей, как самостоятельных личностей. В примитивных обществах болезнь, которая диагностируется, как одержимость духом предоставляет человеку определенную степень свободы действий, так как ответственность за принимаемые решения начинает нести вселившаяся в нее данная духовная сущность. Проявляясь через транс одержимости личность «заболевшего» показывает, как послушность, достигая максимума, становится средством управления жизненными ситуациями. Человек перестает быть собой, идентифицирует себя с более могущественным другим и воплощает его. Таким образом, выступая в качестве этого другого, послушная и пассивная личность может не только дать разрядку запрещенным или подавленным чувствам, но и положить начало изменениям в своей собственной жизни, а также в жизни других [12].

Говоря о мифе одержимости крейвингом, мы рассматриваем его в соответствии с теорией Р. Барта, как идеологию, оправдывающую интересы различных медицинских и немедицинских корпораций, заинтересованных в сохранении отношения как к алкоголю и наркотикам, так и другим аддиктивным агентам, как объектам, способным брать под свой контроль поведение людей.

Мы полагаем, что развитие наркологии, рассчитанной на массовое потребление, привело к мифологизации крейвинга – симптома, который со второй половины XX столетия стал обозначаться как стержневой признак зависимости от алкоголя и наркотиков. Будучи представлен «интенсивным стремлением к употреблению психоактивного вещества, которое, вопреки здравому смыслу и логике, охватывает всю сознательную и бессознательную деятельность индивидуума, несмотря на опасность для жизни и отчётливый ущерб его социальным функциям и здоровью» [13], данный симптом в процессе мифологизации утратил свою собственную историю, став формой, транслирующей смысл, заставляющей воспринимать его как состояние способное подчинить себе личность – то есть, превратился в миф одержимости крейвингом. Согласно Р. Барту, «При превращении смысла в форму из него удаляется все случайное; он опустошается, обедняется, из него испаряется всякая история, остается лишь голая буквальность» [14], поэтому крейвинг, как состояние, которое следует рассматривать как нечто, чему хотя и сложно, но можно противостоять [15], в массовой культуре «демонизировался», превратившись в силу, способную полностью определять поведение человека.

Массовая культура характеризуется производством культурных ценностей, рассчитанных на массовое потребление и на усредненный массовый вкус, стандартизованных по форме и содержанию, предполагающих коммерческий успех, а также распространяемых средствами массовой информации. В этом контексте любая зависимость, рассматривается как возможность продвижения определенных групп товаров – прежде всего антикрейвинговых лекарственных препаратов и психотерапии. В свою очередь, этот коммерческий интерес совпал с ценностными ориентациями субъектов, испытывающих потребность в уходе от социального прессинга и обретения определённой степени свободы действий путем признания своего бессилия перед тягой к психоактивному веществу (ПАВ). Мы полагаем, что в результате этого миф одержимости крейвингом и получил свое распространение в социуме. Коварность данного мифа заключается в том, что транслируемый им образ действительности, ориентирует субъекта полностью отдаться возникающему у него желанию употребить ПАВ. Это побуждает личность формировать образ крейвинга, семантика которого кодирует объект желания (ПАВ) в качестве устойчиво значимого. Более того, данный миф предоставляет механизм бегства от социального давления не только через признание контроля своей личности со стороны алкоголя или наркотиков, но и со стороны других аддиктивных агентов: еды, секса, отношений, работы и многого другого. Подтверждением этому служит появление терминов «нехимические» («поведенческие») аддикции, при которых объектом зависимости становится какой-либо поведенческий паттерн, а не вещество, вызывающее изменение психического состояния. В результате рынок парамедицинских услуг, стал неуклонно пополняться методами, аналогичными применяемым в псевдонаучной «наркологии» (гипноз, «кодирование», группы самопомощи «Анонимных трудоголиков», «Анонимных сексоголиков», «Анонимных шопоголиков» и других).

Миф одержимости крейвингом заставляет воспринимать предмет патологического желания, как нечто большее, чем просто наркотики, еду, игру и другие объекты пристрастия. Он накладывает свой властный отпечаток на семантизацию любых влечений, в том числе обусловленных дофаминергической / опиоидергической, ГАМК-ергической / глутаматергической и серотонинергической дисрегуляцией, наделяя их качеством непреодолимости. При этом формируется смысловая диспозиция, которая кодирует аддиктивный агент в качестве объекта устойчиво значимого для личности. Эта смысловая диспозиция конституируется как «крейвинг-черта» личности, которая задавая «зону» повышенной перцептивной активности в отношении аддиктивного агента и ассоциированных с ними раздражителей, побуждает субъекта активно выискивать социальные ситуации, способствующие её актуализации. Оказывая влияние на любую актуальную деятельность через преградные, отклоняющие и дезорганизующие смысловые установки, вплоть до полного изменения ее мотива, на мотив потребления аддиктивного агента, смысловая диспозиция способствует постоянному обогащению когнитивно-смыслового коррелята крейвинга новыми перцептивными схемами, стереотипами движения и семантико-перцептивными универсалиями, закрепляющими эффективные схемы обслуживания потребности в аддиктивном агенте.

Носитель мифа одержимости крейвингом, соотносясь с аддиктивным агентом, как бы сливается с ним воедино, тем самым превращая его в своеобразный тотем, который в любой момент можно призвать на помощь и получить всю его силу. При этом аддиктивный агент переживается в образно-энергетическом контексте, прежде всего, как сила, способная пробуждать к себе неудержимую тягу. Переживание данной мистической связи между человеком, и аддиктивным агентом, определяет стиль мышления, который мы называем «тотемическим», которое и задает обращение зависимого от аддиктивного агента человека к ритуалу, как способу специфического общения с такой существующей для него для него «запороговой сущностью», как крейвинг.

Представленная когнитивно-смысловая теория зависимого поведения, позволила предложить когнитивно-смысловую антикрейвинговую терапию (КСАкТ) – методику психотерапии, которая направлена на устранение трудностей смыслообразования в процессе формирования личностной ценности эффективного самоуправления желаниями, связанными с аддиктивным агентом [16].

Терапевтическими «мишенями» КСАкТ выступает миф одержимости крейвингом, тотемический тип мышления и крейвинг-черта личности – психологические новообразования, определяющие или усугубляющие зависимость от аддиктивного агента, сформированные в рамках метаязыкового мифа, приписывающего аддиктивным объектам непрямые значения способности к контролю поведения людей,

Целью воздействия КСАкТ выступает освобождение личности от власти мифа одержимости крейвинга, ослабление крейвинг-черты личности, изменение стиля мышления в направлении формирования и поддержания личностной ценности эффективного самоуправления желаниями, связанными с аддиктивным агентом, освоение практик самоограничения и поиска безопасных моделей обращения с аддиктивным агентом.

В операциональном плане, КСАкТ представляет собой комплекс смыслообразующих технологических воздействий и дидактических приёмов психологической ориентации, идущих от создаваемой ситуации, либо производимых малозаметным способом, позволяющих в обход психологических защит клиента побудить его выполнить операции по изменению смысловых и когнитивных схем, нарушающих способность осознавать себя в качестве независимого самостоятельного индивида, который может управлять собственными желаниями, связанными с аддиктивным агентом.

В качестве основного терапевтического метода используется модифицирующая дискурсивная практика, которая позволяет терапевту осуществить активную целенаправленную трансляцию смыслов, разрушающих миф одержимости крейвингом. Инициируемый терапевтом семиозис, постепенно формирует новые ориентиры поведенческих паттернов, содержание которых формируется в ходе последующего изучения практик самоограничения и моделей обращения с аддиктивным агентом, предупреждающих обострение аддиктивного желания и негативные последствия от контакта с аддиктивным агентом. Поскольку семиотическое моделирование реальности осуществляется, в том числе и посредством бессознательного смыслообразования, у пациента не возникает навязчивого ощущения внешнего управления контроля.

В своем «чистом» виде КСАкТ представляет методику не медицинской психотерапии. Главной задачей терапевта выступает помощь клиенту в организации собственной смыслообразующей деятельности, ориентирами которой является развитая способность к самоуправлению аддиктивными желаниями, для предупреждения их обострения и появления негативных последствий от контакта с аддиктивным агентом.

Когда КСАкТ включает в себя знакомство с практиками самоограничения и моделями обращения с аддиктивным агентом, осуществление которых требует использования фармакологических препаратов, регуляции симптомов коморбидных зависимости психических расстройств и симптомов, имманентных злоупотреблению ПАВ, данная методика выступает как медицинская психотерапия. В этом случае для пациента разрабатывается индивидуальный комплекс психологических и фармакологических приемов самоуправления, позволяющая ему управлять своим отношением к аддиктивному агенту (терапевтическая система «Пульт»).

Литература:

1. Психологические основы предупреждения наркотической зависимости личности / К.С. Лисецкий. – Самара: Изд-во. «Универс групп», 2007

2. Psychosocial interventions to reduce alcohol consumption in concurrent problem alcohol and illicit drug users. / J Klimas, C-A Field, W Cullen et al. –Cochrane Database of Systematic Reviews. – 2012. – doi: 10.1002/14651858.CD009269.pub2

3. Рыбакова, Л.Н. Контролируемое употребление наркотиков // Социология и общество: глобальные вызовы и региональное развитие [Электронный ресурс] / Л.Н. Рыбакова // Материалы IV Очередного Всероссийского социологического конгресса РОС, ИС РАН, АН РБ, ИСППИ. – М.: РОС, – 2012. – URL: http://www.isras.ru/files/File/congress2012/part15.pdf – С.2204-2209.

4. Treatment of Drug Abuse and Addiction // Part III, The Harvard Mental Health Letter, Volume 12, Number 4, October 1995 – page 3.

5. Stability of remission from alcohol dependence without formal help / Hans-Jürgen Rumpf, Gallus Bischof, Ulfert Hapke, Christian Meyer, Ulrich John – DOI: http://dx.doi.org/10.1093/alcalc/agl008 311-314

6. Alcoholism Isn’t What It Used To Be // NIAAA Spectrum. Volume 1, Issue 1. September 2009 – http://www.spectrum.niaaa.nih.gov/archives/v1i1Sept2009 /features/Alcoholism.html

7. Гребенюк, А.А., Носовцов, А.Е., Бровко, К.А. Непсихотические психические расстройства у бывших участников программы ЗПТ и их влияние на мотивацию к прохождению медицинской реабилитации / А.А. Гребенюк, А.Е. Носовцов, К.А. Бровко // Проблемы современной науки и образования. – 2016. – №19 (61). – С. 97-103. – doi:10.20861/2304-2338-2016-61-001

8. Головлева, Е.Л. Обрядовая культура как источник формирования странового имиджа / Е.Л. Головлева // Знание. Понимание. Умение. – 2009. – №4 – URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/4/Golovleva/

9. Чепурная, О. Эткинд, А. Инструментализация смерти. Уроки антиалкогольной терапии. / О. Чепурная, А. Эткинд // Отечественные записки – 2006 – № 2 (29).

10. Les formes elementaires de la vie religieuse. / Durkheim E. – Paris, 1912

11. Religion, altered states of consciousness and social change. / E. Bourguignon (Ed.) – Columbus: Ohio State University Press, 1973. – С. 3-38.

12. Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология / Под общей ред. А.А. Белика. – М.: Смысл, 2001. – 555 с.

13. Михайлов, М.А. Патологическое влечение к психоактивным веществам: аддиктологический аспект / М.А.  Михайлов // Вестник славянских культур – 2011. – Выпуск № 4, том XXII

14. Мифологии / Р. Барт – М.: Академический Проект, – 2008, – с.276.

15. Addiction Between Compulsion and Choice / Holton Richard,  Berridge Kent // Addiction and Self-Control / Neil Levy (ed.) – Oxford University Press – 2014, – С. 242.
16. Гребенюк А.А., Носовцов А.Е. Теоретико-психологические основы и методика проведения Когнитивно-Смысловой Антикрейвинговой Терапии / А.А. Гребенюк, А.Е. Носовцов // Проблемы современной науки и образования. – 2016. – №17 (59). – С. 103-112. – doi:10.20861/2304-2338-2016-59-002

© А.А. Гребенюк, 2016. ¹

___________________________

¹ Гребенюк А.А. Основные положения и базовые понятия когнитивно-смысловой теории аддикций. / А.А. Гребенюк // Ученые записки Крымского инженерно-педагогического университета. Педагогические науки. – Симферополь: НИЦ КИПУ, 2016.